Родословное древо
«ОТЕЧЕСТВИЯ СВОЕГО ОТЕЦ»
«Отечествия своего отец», - так афористично определил роль Петра Великого в истории России «святейшего правительствующего Синода вице-президент, преосвященнейший Феофан, архиепископ псковский и нарвский».
В «Слове на погребение…» Феофана Прокоповича, известного государственного и церковного деятеля, публициста той поры чувствуешь искреннюю скорбь по самодержцу, который «тогда жизнь скончал, когда по трудах, безпокойствах, печалех, бедствиях, по многих и многообразных смертех жить нечто начинал». «Но что нам умножать жалости и сердоболия, которыя утолять елико возможно подобает. Как же то и возможно! Понеже есть ли великия его таланты, действия и дела вспомянем, еще вящие утратою толикого добра нашего уязвимся и возрыдаем».
«Кем наша двинулась земля…»
Участник траурной церемонии, вспоминая, как «сей церковный ритор» (Феофан) «залился сам он слезами и возрыдало все множество людей в церкви. Вопль и рыдание сие перешло вне церкви стоящим, и казалось, что самые стены церкви и валы крепости возревели, что продолжалось более четверти часа…»
Довелось мне побывать, в «церкви Святых Первоверховных апостол Петра и Павла», более известной теперь как Петропавловский собор Санкт-Петербурга, через двести с лишним лет после описанного здесь печального события. И убедиться в том, что оборвалось рыдание, но не утихла скорбь. После блокадных зим, унесших, за немногим исключением, все население российского Ленинграда, скорбеть ли еще и о Петре Великом, который всего лишь исторический персонаж? Но у надгробия Петра в хрустальном бокале стоял букетик только что срезанных живых цветов. Чей дар? Или приношением отмечена некая памятная дата?
Старушка, по виду – Божий одуванчик, а так, кто ж ее знает, пояснила мне: букетик Петру – не как царю, а как основателю города. Впервые появился сразу после погребения Петра Алексеевича, имя первого дарителя безвестно, но с того момента принято каждое утро менять в бокале живые цветы. Попробовал поспорить с этой престарелой смотрительницей семейного кладбища Романовых, которые столетьями находили последний приют под сводами храма, но старушка оказалась крепким орешком, может, из тех, кто отсиживал в свой час за революционные грехи в равелинах Петропавловской крепости, архитектурной доминантой которой является собор. Сама фамилия Романовых старушку раздражала, но для Петра она, почти согласившись со мной, сделала исключение: «Шкипер славный, кем наша двинулась земля, кто придал мощно бег державный рулю родного корабля».
В России символическое присутствие Петра Великого ощущаешь если и не на каждом шагу, то многократно.
Школьником довелось побывать в Москве на экскурсии в ботаническом саду. По горячей просьбе нашей учительницы ботаники пустили нас и в оранжерею, в конце сороковых для посетителей закрытую. Мимо одного из растений экскурсоводша попробовала нас протолкнуть побыстрее, но помешал я, заинтересовавшись карликовым дубом-старичком. Оказалось, что ему сотни лет. Прислан в дар Петру Великому императором Японии с подробной инструкцией по уходу и напоминанием, что дуб будет жить, если за ним ухаживает лично российский самодержец или его потомки. Монарх отправляет в Россию династическую реликвию, самое дорогое, что у него есть.
Уже в ту пору был я скептиком и сразу усомнился, что это исторический факт, а не красивая легенда. Может, и факт… Экскурсовод, во всяком случае, предупредила нас, чтобы и в мыслях ни у кого не было потрогать деревце. Однако, когда одноклассники двинулись по проходу, я вынырнул из-за каких-то лиан и самыми подушечками пальцев прикоснулся к шершавой коре тысячелетнего дуба, которую гладили ладони императорских поколений, а, главное, Петра Великого. Во всяком случае, в середине пятидесятых дуб этот был жив. Да что там! Еще Сталин был жив…
В историко-краеведческом музее Воронежа встреча с Петром Великим внезапна. Почему? Как раз здесь ее можно ждать: в этом городе Петр бывал неоднократно, здесь, на берегах Дона, начинался Черноморский флот России.
В музее хранится оттиск десницы Петра Великого. Легенда гласит, что царь был до того обрадован пуском чугуно-литейного завода, что по свежей отливке, по еще теплому чугуну так хлопнул своей лапищей, что она навечно отпечаталась в металле. Замечательнейшая реликвия для хиромантов – любителей отгадывать судьбу, тем более, объяснять все ее извивы, когда судьба уже состоялась. Примерился, сравнил руку со своей. Где мне… Рука Петра несколько шире, а вот пальцы длинней моих. И по характеру своему рука иная. В мозолях, шрамах, порезах. Прямо-таки не рука, а привычный инструмент работяги.
Присмотрелся внимательней, впечатление скорректировал. Когда-то, в ранней молодости Петра руки его, скорее, выглядели изящными, имели тонкие пальцы, которыми приятно играть на фисгармонии, но никак не хвататься за плотницкий топор на верфи. Тем более, хлопать ими по горячему чугуну. Кстати, не советовал бы повторять этот подвиг Петра Великого. Скорей всего, не оттиск руки в чугуне оставишь, а из руки окорок получится. Или же надо хлопнуть сильно, но быстро? Во всяком случае, если применен был для оттиска некий иной прием, техника его загадочна. Невозможно каким-то иным способом столь тонко отразить рисунок линий на ладони и пальцах, все эти жилки-прожилки да шрамы-мозоли.
Царь, ставший трударем, непрерывным деятелем.
Вот пишу эту статью, надеюсь опубликовать. И в минуту легкого роздыха явилась мысль: а кто завел в России газеты? Была самая первая? Оригинальная или тоже с оглядкой на Запад, своего рода «окно в Европу»? Был, должно быть, и зануда-редактор? И не по вся дни трезвый верстальщик? И придира - грамотей корректор? Конечно же, писаки-журналисты? И печатники. Велик труд даже таким традиционным коллективом выпускать регулярное издание.
Полное название первой русской газеты «Ведомости о военных и иных делах, достойных знания и памяти, случившихся в Московском Государстве и во иных окрестных странах». При ссылке на ее публикации название сокращается – «Ведомости». У исследователей она известна как петровские «Ведомости», поскольку затем, после кончины Петра, характер газеты, ее содержание меняются. С 1727 года издателем «Санкт-Петербургских ведомостей» становится Академия наук.
В истории российской журналистики можно прочитать, что Петр Алексеевич сам принимал деятельное участие в издании своих «Ведомостей», отбирал материал, который следовало помещать в газете и собственноручно правил некоторые ее номера. Историки даже через триста лет стесняются сказать, что петровский указ от 16 декабря 1702 года первоначально дан был государем…самому себе.
«От доски до доски» он сам писал, набирал, печатал номера «Ведомостей». Чтобы освоить весь полиграфический процесс и самому же научить этому других. Сохранили архивы и его корректорскую правку, свидетельствующую об абсолютной грамотности царя. И это притом, что от Ивана Грозного архивариусам остались две невнятные закорючки, боялся гусиное перо в руку взять, чтобы не изощрялись потом досужие критиканы, каков царь грамотей. В первую очередь для газеты самим Петром был создан вместо прежнего затейливого церковного новый гражданский шрифт. Еще и потому царю приходилось поначалу набирать газету собственноручно, что наборщикам, привычным к шрифту церковному и в ту пору, как правило, монахам, гражданский шрифт поначалу пришелся не по нраву.
Петр – создатель русской журналистики? Что она для него? Так, хобби… «Застал силу слабую и сделал по имени своему каменную, адамантову» (т.е.алмазную – В.М.). «Застал воинство, в дому вредное, в поле не крепкое, от супостат ругаемое. И ввел отечеству полезное, врагам страшное, всюду громкое и славное». «Отечество свое защищал купно и возвращением отъятых земель, и новых провинций приобретением умножил».
Категория близости
В публицистике есть такое понятие – категория близости. Человек не станет читать о том, что его не касается. Прямолинейно понятая как благо, категория близости творит не только доброе и вечное. Все мы вышли из петровского кафтана, но нам до него расти и расти…
В ловушку категории близости попадают иной раз и опытнейшие литераторы. Читаю у знатока старой Москвы Олега Волкова: «От начала XVIII века уцелела на Новой Басманной и церковь Петра и Павла, построенная в 1705-1723 годах. Известно, что Петр сам сделал рисунок и чертежи этой церкви и повелел сооружать ее в годы, когда было запрещено возводить где-либо в России каменное строение и всех каменщиков сгоняли на постройку Петербурга. Почему Петр так заботился именно об этой церкви – не ясно, но он не только сделал для нее исключение из указа, изданного им самим, но еще и отпустил на постройку две тысячи рублей из собственных средств».
Забота Петра конкретно об этом объекте становится понятной, если вспомнить, что он и его современники не только созвучны нам, но и имели своеобразный менталитет. Государев указ обязателен к исполнению им самим, это нормативный юридический документ. Однако, в условиях абсолютизма самодержцу незачем у кого-то спрашивать разрешение на исключение из правила. Московский храм Петра и Павла назван таковым по тем же основаниям, что и Петропавловский собор Санкт-Петербурга (и позднее, уже в подражание им, храм, крепость, потом и город Петропавловск-Камчатский). «Царевич был окрещен июня 29 (1672 г. – В.М.), в субботу, на праздник верховных апостолов Петра и Павла, в Чудовом монастыре, от патриарха Иоакима. Восприемниками были брат его царевич Федор Алексеевич и тетка его, царевна Ирина Михайловна». (А. Пушкин, «История Петра I. Подготовительный текст»).
Таким образом, 29 июня (новый стиль – 12 июля) – день «славных и всехвальных первоверховных Апостолов Петра и Павла» стал для Петра, как тогда говорили, «днем ангела», приобрел общегосударственное значение. Именно по такой причине и возникает обширная «Петропавловская» ономастика.
Без учета ментальности современников Петра Великого и его самого трудно проникать в смысл идеологии, символики. Но достаточно отвлечься от уличного шума, выключить телевизор, поразмышлять, и не такими уж загадками представятся реалии той поры, тот же Андреевский флаг Российского Военно-морского флота, доживший как традиция до наших дней.
Литературные сборники, т.н. «прологи» (ударение – на первом слоге) были излюбленным семейным чтением в XVII веке, когда учился грамоте Петр. Текст старопечатного «Пролога» пятого издания 1675-1677 гг., итогового для этого книжного жанра, скорее всего, и был первым полезным чтением юного Петра. Что узнавал из этой ходовой среди тогдашних грамотеев книжки будущий самодержец об Андрее Первозванном, символ страданий которого – диагоналевый крест стал символом доблести Российского флота?
«Пролог» построен по типу церковного календаря, Андрей Первозванный воспоминается 30 ноября (стиль старый): «Об Апостоле Андрее, како приходил в Россию. Апостолу Андрею живущу в Синопии и учащу люди…и оттуда преиде к Херсоню. И слыша яко близ есть устие Днепрское и возможно есть оттуду итти в Славяны и Варяги, а из Варяг в Рим. Верху же Днепра слыша яко волок есть до реки Волоти и по Волоти внити во Ильмен озеро великое, из него же река течет Волхов и течет в озеро великое Нево. И того озера вниде устие в море Варяжское и по тому морю ити даже и до Рима. А от Рима по тому же морю преити к Царю граду (т.е. Царьграду – В.М.). А от Царя града паки приити в Понтийское море, внеже течет Днепр река. Днепр же течет из Волоковскаго леса и потече на полуднее (т.е. на юг - В.М.), а Двина из того же леса идет на полунощие и вниде в море Варяжское. Из того же леса течет и Волга на восток и втече седмидесятью жерлы в море Хвалисское (Хвалынское, т.е. Каспий – В.М.).
Тем же из России можно ити по Волзе в Болгары и в Хвалисы. И на восток доити в жребий Симов, а по Двине в Варяги, из Варяг и до Рима, и до племени Хамова. А Днепр потече в Понтское море тремя жерлы (т.е. тремя протоками – В.М.) еже море словет Российское. По тому же морю учил есть святый Андрей, и оттуду поиде в Рим. И прииде во устие Днепрское и от того поиде по Днепру горе (т.е. вверх – В.М.)… и ста под горами на брезе, идеже есть град Киев. И заутра востав рече к сущим с ним учеником: «Видите ли горы сия? Яко на сих горах… имать град велик зде быти и церкви многи…» И вшед на горы сия, благослави я…И оттуду иде к Нову граду и оттоле в Рим».
В этом несколько для нас непривычном по орфографии тексте первоначальное знакомство россиян с христианством отнесено к I веку н.э. (время жизни Андрея Первозванного, ум. 62 г.), и этот апостол значится как бы основателем и Киева, и Новгорода. Другой вопрос, насколько «научны» все эти сведения не столько деяний апостола, сколько устройства поверхности Великой Русской равнины. Здесь для Петра привлекателен был образ мирного философа, проповедующего истинную веру, путешествуя вместе с учениками своими или обретая их вновь и вновь на новом пока для этой веры географическом пространстве.
В сочинении византийского государя Константина VII Багрянородного (913-959 гг.) (так именовали принца, родившегося когда его отец уже был императором) «Об управлении империей» Андрей Первозванный предстает перед читателем уже не странствующим проповедником, а витязем, воителем - стратигом (стратегом - В.М.). Христианская твердыня - город Патр чуть было не подвергся разорению некими варварами. Город спас Апостол Андрей, явившись воочию: «Разгромив, разумеется, их наголову, рассеяв и отогнав далеко от крепости, он обратил их в бегство. А варвары, видя это, будучи поражены и ошеломлены неудержимым натиском против них непобедимого и неодолимого воина, стратига, таксиарха (военачальника – В.М.), триумфатора и победоносца (…) пришли в замешательство, дрогнули, ибо страх обуял их, и бежали в его пресвятый храм».
В храме византийского города Патра произошло мирное обращение «варваров» к истинной вере.
Сочинение составлено Константином уже когда сам он стал императором, дата написания 948-952 гг., т.е. до «крещения Руси». Исследователи видят в нем описание приобщения к христианству какого-то из славянских народов: «С тех пор, таким образом, отданные митрополии славяне кормят стратигов (…), тогда как митрополия ничем не отягчается для этого».
Велико искушение предположить, что Петр знаком был с трудом «Об управлении империей», в котором сегодня видят еще и своего рода учебник по средневековой дипломатии, но такого рода труды тогда входили в разряд государственных тайн.
Списков труда не могло быть много, до нас дошел единственный, сделанный в XI столетии (хранится в Париже). Маловероятно, хотя и возможно знакомство с сочинением, надо полагать, писанным по латыни, Петра Великого.
Однако сама легенда об апостоле-воителе, спасшем город, Петру могла быть известна, ибо к тому же эпизоду у Константина Багрянородному есть указание на фольклорный источник легенды: «Старые люди и еще ранее жившие поведали об этом, передавая устно последующим временам и людям, дабы, согласно пророку, грядущее поколение ведало о чуде, случившемся по заступничеству Апостола».
Петр призывал в помощь создававшемуся им флоту святую, необоримую силу!
Владимир Мякинников.
