Неизвестная война
КРЫЛЬЯ НАД ЕВРОПОЙ
Крылья
Победы. Над руинами Киева, Минска, Варшавы. Над ликующими Прагой и Белградом.
Над поверженными Будапештом. Берлином. И чаще других на снимках фронтовиков-фоторепортеров
в небе над этими городами примелькавшиеся солдатам Великой Отечественной
войны силуэты туполевских бомбардировщиков-Ту-2. Лучший бомбардировщик
Второй мировой войны, сколько-нибудь соизмеримого с ним по тактико-техническим
данным и эффективности применения не сумела создать ни одна из воюющих
стран. Ту-2 - одна из знаковых марок военной техники того периода. По
массовости выпуска, надежности, практичности конкурентами ее в борьбе
за воинскую славу выступят разве что танк Т-34 и реактивные «катюши».
Но почему же в сравнении с ними Ту-2 оказался несколько в тени?
Когда снимался фильм «Хроника пикирующего бомбардировщика» разыскивался
другой самолет - конструкции Петлякова. Обнаружили его в знаменитом
авиационном музее подмосковного Монино. По сути, был это уже не аппарат,
способный подняться в воздух, а экспонат, шасси Может, и потому не уцелел
пикировщик Петлякова для музея, что был ненадежен, часто попадал в аварии.
Хотя задуман был с некоторой претензией, на нем удавались даже фигуры
высшего пилотажа. На этом пикировщике разбился и сам его создатель.
Верить ли авиацонному фольклору? На памятнике конструктору будто бы
по явилась однажды надпись: «Спасибо за шасси. Остальное ты сам испытал».
Напротив, Ту-второму экипажи вверяли свои жизни бестрепетно. Ту-вторые
ценились полководцами Великой Отечественной за умение и сноровку взломать,
разметать, раскрошить самую долговременную оборону противника. Но на
плакаты и почтовые марки попало изображение пикировщика Петлякова. Почему?
Ту-2 был одним из самых «закрытых» , секретных самолетов. Высочайшие
его боевые качества делали эту завесу секретности почти непроницаемой.
Практика использования этого среднего бомбардировщика для поддержки
наступающих войск была признана классической, вошла в инструкции и наставления.
Имена главных создателей Ту-2 звучали все громче, но… безотносительно
к этой боевой машине. Андрей Туполев. Сергей Королев. Иван Мякинников.
Лаврентий Берия. По-разному вознаградила Советская Родина этих людей.
Андрей Николаевич и Сергей Павлович обрели желанную свободу. Мой отец
из пяти боевых орденов, кавалером которых в итоге оказался, больше других
ценил самый первый - орден Красной Звезды с потемневшей от времен эмалью.
Скупо, давались ордена в 1942-м году, потом командование стало на них
щедрее… Про Лаврентия Берия вы знаете больше моего. Он расстрелян, недавняя
попытка родственников добиться его реабилитации отвергнута.
Что же свело столь разных по возрасту и биографиям людей в свирепую
сибирскую зиму 1941-го-1942-го годов на Омском аэродроме?
Что г рело их сердца в установившиеся на долгий срок сорокаградусные
морозы? И как попал мой отец в столь «звездную» кампанию?
«Папа, а правда это, что Туполев свой истребитель продал немцам?»
Вопрос - об истребителе Мессершмидта. «мессере», который молва тех лет
назвала «Туполевским». Зачем спрашиваю? Знаю, что сплетня, злой навет,
из-за которого конструктор настрадался -насиделся, едва на волю вышел!
Читал и обстоятельные опровержения биографов А.Н.Туполева. «Продать
самолет» - значит отправить покупателю несколько вагонов тщательно подготовленной
технической документации, сопроводить ее консультациями специалистов.
Ничего подобного в сторону фашистской Германии, в крутые времена предвоенной
шпиономании отправлено быть не м огло!
На мой вопрос отец взрывается возмущением: «Как ты такое можешь не то
что говорить, даже думать о человеке! Андрей Николевич - русский, российский
конструктор, он еще до революции самолеты для России начал изобретать,
строить! Кто ты такой, чтобы судить Туполева, судить о Туполеве?»
Некоторое время отец мрачно задумчив. И потом внезапно выдает: «Да не
продавал он истребитель! Ну, может на ресторанной салфетке что-то такое
Мессершмидту когда-то набросал, какую-то общую компоновку. Он придумал
конструкцию, ему надо было посмотреть, как она летает, а начальство
зажалось, деньги не давали ее построить. Он проверил, на немецкие деньги.
Можно сказать, сэкономил их государству! С него потом взяли слово,что
нам он сделает самолет еще лучше. Но истребителями занимались уже другие,
а он взялся за бомбардировщик».
От легкого шокатеряю дар речи. Не сразу адаптируюсь к услышанному. Значит,
все-таки что-то было, какой-то ресторан, салфетка? Но быстро доходит:
это - версия выдвинутого против Туполева и, вне сомнения , голословного,
обвинения. Обычный образчик политических процессов тех лет. Отцу моему
версия, скорее всего, сообщена была, на очередном политзанятии: «Бога
- нет, царей- не надо. Всех святейших - под каблук. «Не давай попам
пощады!» -говорил мне политрук». Ну, а дальше, глядишь, при ответе на
вопросец, командирской аудитории о Туполеве - вот такие словеса…
«Папа, а как он к вам офицерам, обращался?»
«Называл ли «товарищами»? Считалось, что главные обвинения с него сняты,
у всех хватало такта тему эту не затрагивать. Да ты, наверное, джумешь,
что с Туполевым запросто можно было обо всем говорить? Он высокого тона
был,держдался важно. Не на испытаниях. Там это все с него слетало. Там
он становился просто хваткий, мастеровитый. А обращался он к нам, если
речь держал, красиво: «Отцы мои!» И даже у опытного образца самолета,
если работа наша нужна, если просить о чем ему нас приходилось, всегда
вот так: «Отцы мои!» Мне однажды неловко даже стало, были мы молоды,
кому под тридцать, кому за тридцать, а он-то - корифей! Я, хоть и стесняясь,
спросил: «Андрей Николаевич! Почему вы все время нас так называете?
Какие мы вам отцы? Скорее, вы нам в отцы годитесь. Вы -Туполев!»
«А он?»
«Я, - спрашивает - Туполев? Ну, я конечно, Туполев… Но тот Туполев,
которого страна знает, это вы все! А я - кто? Я- Андрей Николаевич…
Кто я без вас?»
«Омск. На аэродроме - минус сорок. Как он одет был? В форме? С погонами?
Война, ведь?»
«Его, конечно, берегли. Шубу ему пошили, бекешу. По арестанской моде.
Одна пола у бекеши черная, а вторая белая. И конвой при нем был безотвязно».
«Может, охрана?»
«Может и охрана. Только без двух сержантов мы его ни разу не видели».
Владимир Мякинников