Рэм Музипов
РУССКИЕ В СИНЬЦЗЯНЕ
В прошлом номере мы начали публикацию отрывков
трилогии ошского старожила Рэма Габитовича Музипова «Русские в Синьцзяне».
Сегодня мы продолжим публикацию отрывков из этой трилогии.
Хорошие люди
1.
…Давным-давно в ущелье Суганды, закрытом с трех сторон высокими горами,
у молодого джигита родился сын, которому дали имя Сулейман, то есть
Соломон, в честь великого царя и пророка, почитаемого как правоверными,
так и неверными. Хотелось его отцу Кудайкулу – Рабу Божьему, чтобы сын
его стал таким же мудрым, как древний царь, в честь которого названа
гора в центре Оша, чтобы он не гонялся за богатством и славою, а был
мудр и справедлив.
Сулейман вырос ростом велик, тяжеловесен, легко сгибал железные подковы,
а в борьбе ему и вовсе не было равных. За силу и смелость, за отвагу
и находчивость назвали его Палваном, то есть богатырем. Он жил мирно
и спокойно, как и его отец, пас свои стада, охотился на волков и барсов,
участвовал в народных праздниках и соревнованиях. Был молчалив, а если
говорил, то мало. Так шел год за годом, не меняя установленного Богом
порядка.
Экспедиционные войска генерала Михаила Скобелева – Белого генерала медленно,
но уверенно шли к подступам Памиро-Алая, чтобы овладеть Крышей мира,
а затем выйти к Гиндукушу. Муллы и ишаны призывали народ к священной
войне с русскими. Обратились они и к Сулейману.
После долгих раздумий Сулейман собрал отряд из смелых джигитов. Баи
и муллы со своими семьями ушли в далекие горы, обещая Палвану вернуться
скоро со многими джигитами и аскерами. Палван и его люди сражались храбро,
а благословившие их господа не спешили и спокойно ждали исхода сражения.
В ущелье, где почти смыкаются два параллельных хребта, горцы долго и
упорно сопротивлялись, окруженные со всех сторон. Их предводитель показал
себя бесстрашным и мудрым военачальником, но русских было больше и вооружены
они лучше.
Русские схватили Сулеймана. Пославшие его против Белого генерала получили
награды, алайская царица Курманжан датка ездила в Петербург, где ее
с высокой честью принял сам русский император.
В Сибири Сулейман Кудайкулов пробыл десять лет. У него было время подумать
о своей жизни. И наконец-то он понял, что был глубоко обманут.
Включив Сулеймана в русский этап и поселив его вдали от соплеменников,
власти глубоко просчитались. Сулейман Кудайкулов сошелся с русскими.
Они стали его друзьями. Палван все эти десять лет ни слова не сказал
на родном языке – за десять лет он не встретил ни одного киргиза. Но
он научился говорить на русском языке. И, самое главное, он понял, что
не русский народ – враг киргизов.
Отбыв срок наказания, Сулейман Палван возвратился в родные Суганды.
Киргизы встретили его как родного; все спешили принять его в гости,
просили рассказать о той жизни, в которой он провел целых десять лет.
Баи и муллы, когда-то благословившие его на джихад – священную войну,
назвали его капиром, узнав, что все десять он провел только с русскими,
изменником родной вере и языку, своему народу, требовали изгнания с
родины.
Когда женщины пугали детей русскими, Палван, укоряя их, говорил:
- Не пугайте детей русскими. Русские – хорошие люди. Я с ними прожил
много лет. Я знаю их. Ведь они всегда помогали мне.
Соплеменники, подстрекаемые духовенством и богачами недоумевали:
- Палван-ака, ты – мусульманин. Как же ты мог вместе с русскими, с этими
неверными, есть, пить и спать? Ведь они против нашего Аллаха и пророка
его Мухаммада, да ниспошлет ему Аллах мир и вечное успокоение, ведь
они – капиры. А наш молдоке говорит, что капиры – наши враги.
Сулейман ничего ответить не мог. Он понимал, что дело не в религии,
а в чем-то другом. А что это «другое», он не мог объяснить.
2.
На втором году после возвращения из Сибири у Сулеймана Палвана родился
сын. Назвали его Парманасом в честь великого воина и защитника киргизов
богатыря Манаса.
Юные годы Парманаса, как и его отца, прошли в ущелье Суганды. Мальчик
спускается вниз, к реке, где проходит большая караванная дорога. С утра
до поздней ночи идут по ней путники из Кашгара в Ош и обратно.
Парманас пересчитывал верблюдов и ослов, но очень скоро сбивался со
счета. Думал: каким же богатым нужно быть, чтобы посылать из города
в город такие караваны. Он много слышал об Оше и Кашгаре, между которыми
ходили эти караваны.
Как только Парманас окреп, его запрягли в работу. Круглый год пас скот.
Особенно трудно, когда в горах бушует буран. Овцы в поисках давно иссохшей
травы поднимаются высоко по склонам и, спасаясь от ветра, разбредаются
по укромным местечкам. Козлы же поступают совсем предательски. Поднявшись
на саму вершину, с крутой скалы смотрят вниз, потряхивая бороденками
в сосульках. Мало того, будто дразня пастушонка, на самой крутизне поднимаются
на задние ноги и начинают бодаться. Парманасу остается только слушать
костяной перестук рогов этих порождений дьявола, ибо, как сказано, Аллах
по своему подобию создал человека, а Иблис – ревнивый дьявол – козла.
Особенно памятной стала для Парманаса Страшная Зима. Неожиданно глубокой
осенью вернулись теплые дни. Несколько дней подряд шел дождь, затем
внезапно повалил тяжелый мокрый снег. Земля покрылась ледяным панцирем,
по которому гулял беспощадный ветер, унося все, что оказывалось на поверхности.
Исчезли последние травинки. Наступил джут, невиданный в поколении отца,
а может – и деда. Повторилось то, о чем рассказывали старики, ссылаясь
на предания дедов и прадедов.
Скот погиб полностью, только у Парманаса осталась лошадь и две-три коровенки.
В юртах и кибитках на зимовьях неделями лежали непогребенные тела умерших
с голоду стариков и детей.
Казаки-пограничники, едущие на границу и обратно, останавливались, если
появлялась такая надобность, у Сулеймана Палвана как единственного,
кто знал русский язык. Им было ведомо, что он государственный преступник,
бывший ссыльный, а сейчас поднадзорный. Как-то во время джута, когда
свирепый ветер не позволил ехать дальше, в кибитке Сулеймана остановилось
отделение казаков, везших на границу на лошадях продукты питания для
Иркештамской заставы. Один из русских был с золотыми погонами, синеглазый,
высокий и тонкий. Звали его господин Раевский. Казаки сильно замерзли,
руки их распухли от мороза, лица посинели. Но они сначала развязали
тороки, мешки, навесили на головы лошадей торбы с овсом и только после
этого вошли в мазанку, где для них приготовили кипящую воду – больше
ничем Сулейман угостить гостей не мог. Засыпали в кумганы заварку, достали
хлеб, масло, вареное мясо, сахар большими кусками. Раевский первым протянул
кусок хлеба с маслом Парманасу, сказав при этом:
- Ты, мальчик, не торопись, ешь спокойно. Я тебе еще дам, ты только
не торопись…
Отец перевел на киргизский язык, добавил, что господин офицер знает,
что мальчик уже давно не ел хлеба. Раевский сел было за дастархан, но
вдруг вскочил, приказал солдатам развязывать тороки и идти по кибиткам.
Он сам вместе с казаками разносил пищу и кормил оглодавших. Потом, видя
вокруг непогребенных, закрыл лицо ладонями. Войдя в кибитку, сказал:
- Кудайкулыч! Нельзя же жить так, как живете вы! Нельзя надеяться на
подножный корм – сено надо летом готовить. Вот у тебя осталась лошаденка
и коровки, что будет с другими?.. Почему не думаешь о других? Почему
не учишь?
Сулейман молчал, потому что прав был этот молодой офицер. Но уже сколько
лет он учит косить сено, а его не слушают, потому что мулла запрещает
резать божью траву, ибо сказано, что скот сам должен подрезать ее своими
зубами. Резать же серпом – грех…
3.
Парманас был уже взрослым, когда киргизов потрясли два события: восстание
1916 года и какая-то «ривалуца». Сулейман Кудайкулов в них участия не
принимал и сыну запретил. Кончилось это тем, что многих киргизов опять
отправили в Сибирь, тысячи и тысячи бежали в Кашгар.
Уже в самом начале двадцатых годов Парманаса пригласили на той в дальний
кыштак. По пути наткнулся на страшную картину: недалеко от границы кучами
лежали убитые русские мужчины и женщины. Они были не просто убиты, а
растерзаны. Особенно поразила Парманаса разорванная на куски девочка.
- О Аллах! – воскликнул Парманас, увидев это. – В чем их вина? Кто посмел
так убить их?
В аиле рассказал все это человеку, к которому приехал в гости по его
приглашению. Хозяин прямо сказал, что это сделали его люди. Встав из-за
дастархана, Парманас гневно сказал:
- А девочка-то в чем виновата?
- Их вина в том, что все они – капиры. Аллах приказал убивать всех их,
потому что убеждай – не убеждай их в правоте ислама, они не поверят.
- Я тебе говорю, - гневно сказал Парманас, - девочка-то эта что понимала
в исламе или еще в чем-то?
- А, сын капира! Ты сам капир, коли защищаешь этих русских! А я-то пригласил
тебя с тем, чтобы ты встал под зеленое знамя пророка…
Парманас, всегда сдержанный и скромный, набросился на хозяина:
- Если такие, как ты, собрались под знаменем пророка, то кто же тогда
головорезы? Ты не киргиз!
Хозяин ударил Парманаса. Их развел в стороны Шамырбек Досматов – потомок
алайской царицы, лицо уважаемое и имеющее власть. Вскоре выяснится,
что и его хозяин – он был шариатским судьею – тоже приглашал под зеленое
знамя пророка.
Парманас и Шамырбек сели на коней. А хозяин кричал им вслед:
- И вас постигнет такая же смерть, капиры!
Ночь провели у горного ручья, где было несколько кустов арчи и одинокая
ель, под шатром которой и устроились на ночь. Достали из курджунов боорсаки,
чанаш с кумысом, мясо. Здесь и получил Парманас Сулейманов первый урок
политической грамоты. Шамырбек Досматов рассказал ему о том, какой размах
получило басмачество, как с басмачами борется Красная Армия и ее командир
Норейко. Оказывается, этот русский защищает киргизов и для их защиты
пришел в горы с аскерами. Но главное – он создает добровольческие отряды,
чтобы киргизы сами защищали себя от бандитов. Шамырбек уже дал согласие
вступить в один такой отряд.
Поздней осенью в ущелье Суганды приехал командир эскадрона Николай Казимирович
Норейко. В честь его приезда Парманас устроил той – праздник со скачками,
козлодранием и стрельбой по джамбе - слитку серебра, подвешенному высоко
на шесте.
Парманас Сулейманов встал на сторону Советской власти и был назначен
командиром небольшого отряда. К принятию решения бороться с басмачами-соплеменниками,
которое в какой-то мере отделяло его от соплеменников, он пришел потому,
что видел растерзанную девочку.
Девочка эта, оказывается, была дочерью сотрудника бывшего русского генерального
консульства в Кашагре, которому исполняющий обязанности консула самозванец
Успенский запретил возвращаться на родину. Но он не послушался. По совету
Успенского и английского генконсула Эсертона Джаныбек казы Сагдынбаев
устроил эту акцию устрашения.
4.
Парманас Сулейманов жил долго. Скончался он на исходе девятого десятилетия.
И стариком-то был крепким. Высокого роста, широкоплечий, плотный, с
могучей шеей, он частенько еще в начале семидесятых годов прошлого века
приезжал в Гульчу, утопающую в зелени садов среди широких суровых горных
хребтов. Неторопливо и спокойно проезжал мимо школы, поднимался в центр,
где когда-то была глиняная крепость, а потом пограничная комендатура,
откуда много раз отправлялся через Иркештам и Кызыл-Су в Синьцзян. За
перевалами, в долине за границей, были две дороги: одна – на северо-восток
– в Аксу, другая – на юго-запад – в Кашгар. Ему приходилось ездить и
туда, и сюда: всюду у него были дела.
Хорошо помнил, как под осень тридцать восьмого года сопровождал в Аксу
семьи Кутуева, Мамедова, Монгола и еще некоторых других работников советского
торгового представительства. Мальчонку Ивана – сына Монгола посадил
перед собою, притянув к себе широким полотенцем, чтоб держался покрепче.
Младшего Мамедова, только что родившегося Ильдара, у гоминьдановского
поста в Иркештаме уложили в коробку из-под печенья, посыпали сверху
конфет, сунули в рот соску – не был мальчонка указан в пропуске, а гоминьдановские
пограничники не любили русских – каждый день на КПП чинили препятствия.
Подошел гоминьдановский контроллер со щупом-шомполом в руках, тыкал
им в тюки, спрашивал:
- Тут что? А тут-та? Покажи тукумент…
У Парманаса сердце оборвалось, когда солдат с шомполом увидел на руках
у жены Мамедова – Александры Семеновны коробку с печеньем: вдруг проверять
возьмется, прикажет открыть! Парманас подсунул палец под ленточку, которой
была перевязана коробочка, и улыбнулся солдату:
- К чаю… это! Скоро караван-сарай, там чай пить будем…
Глаза матери застлали слезы; она, не видя ничего, подняла на руки указанную
в пропуске двухлетнюю дочку Лилю и стала между солдатом и Парманасом.
Солдат махнул рукой. Парманас, приняв это на разрешение проезжать, пустил
коня рысью к полуторке из торгпредства, у которой стоял Али, подал ему
коробочку:
- Только осторожно, Али эфенди!
Али эфенди открыл коробочку и впервые в жизни увидел своего младшего
сына. А тот спал как ни в чем не бывало.
С Парманасом прощались все – вся Гульча вышла на улицы. Тут были и киргизы,
и узбеки, и татары, и русские… Приехали в автобусах и на легковых люди
из Оша, Фрунзе. Пограничники с коротким ружьями выстроились. Командиры
подушечки с орденами и медалями несли. Прозвучали выстрелы, и дедушку
засыпали землей…
5.
Шамырбек был чуть моложе Парманаса, но это не мешало им дружить. Досматов
не дожил до парманасовых лет, умер вскоре после него. От Шамырбека тоже
остались дети, внуки. Он так же, как и Парманас, ходил прямо, но, в
отличие от друга, не размахивал руками, как солдат на плацу, а держал
их за спиною – жизнь приучила. И еще были отличия: Шамырбек весь седой,
как осенний ковыль, и без единого зуба во рту, а Парманас любил охотиться
на волка с камчой.
Шамырбек Досматов тоже не сразу перешел на сторону русских, потому что
и его они обидели крепко. Когда-то он ненавидел их, потому что по ложному
обвинению его дядя, сын Курманжан датки, был осужден якобы за убийство
русского стражника и повешен на базарной площади – самая унизительная
смерть для мусульманина. Весь народ просил белого царя помиловать дядю,
но царь был непреклонен. Шамырбек дал клятву бороться с русскими до
конца, возненавидел их. А Курманжан датка, стиснув зубы, запретила киргизам
мстить за сына – она не хотела натравливать один народ на другой. Мудрая
была женщина!
Шамырбек Досматов был богат. Жил он в собственном поместье рядом с Ошом,
где разместился русский гарнизон. С русскими примириться не мог, но
ежедневно бывал в Оше, ездил по его запутанным улицам, наблюдал, как
русские строят новый город, как они обучают своих солдат, заходил на
почту, покупал книги – он получил хорошее образование.
Уездным начальником тогда был полковник Ахтанов, огромный тучный человек,
большой любитель охоты. Вместе с денщиком и казаками он пешком обошел
все вокруг Оша, составил карту, даже что-то писал.
У отца Шамырбека было три родных брата. Все они были очень богаты, занимали
большие должности. Один из них был сельским старшиною, другой именовался
мин-баши, то есть тысячник, волостной управитель, и был это Кадырбек.
Прадед Шамырбека Омурбек-батыр в свое время был министром – главным
казначеем кокандского хана кудояра. Казнь одного из потомков великого
Омурбека перевернула все вверх дном и очень многим грозила русскому
владычеству в Средней Азии. Но, повторяем, все спасла мудрая правительница
алайских киргизов – Курманжан датка.
Спустя годы на Алай пришли вести о низложении белого царя Николая II.
Весь род баргы готов был вспомнить старые обиды и отомстить за неправедную
смерть своего сородича. Но события развернулись не в ту сторону и не
так, как хотелось бы. И бывший волостной управитель Кадырбек Камчибеков,
человек умный и дальновидный, выдержал натиск своего рода, не повел
его против русских. А когда появились басмаческие банды, Кадырбек стал
одним из организаторов первых отрядов самообороны. За особые заслуги
в борьбе с врагами Советской власти Кадырбек Камчибеков был награжден
орденом Красное Знамя, его брат Джамшитбек – золотым оружием. Но и они
погибли в том страшном тридцать седьмом году как классово чуждые Советской
власти.
Подготовил к печати Э. Аюпов
