Соотечественники
БЛОКАДНИЦА БАБА НИНА
Не так давно, но уже прочно в наш обиход вошло слово «соотечественники».
Впрочем, само это понятие несколько размыто, неконкретно. Да, их 20
миллионов. Да, это люди, имеющие одну историческую родину, но волею
судеб живущих вне пределов Отечества. Да, все они любят далекую землю
предков и мечтают вернуться к ней, только многие из соотечественников
не имеют такой возможности. Это факт. Но речь все же о другом. Сегодня
хочется рассказать о судьбе одной простой русской женщины, коренной
ленинградки, пережившей в годы великой войны блокаду и эвакуированной
в благословенную Киргизию, и по сей день живущую в Оше. Знакомьтесь,
Нина Леонтьевна Калганова.
Вот что она рассказывает о себе:
-Родилась я в Ленинграде в 1934 году. Мои родители трудились на знаменитом
Кировском заводе, да и жили мы неподалеку от завода, рядом с Нарвскими
воротами. Когда на Родину напал фашист. Я уже большенькая была и все
помню. Помню, что отец в начале имел от завода бронь: танки для фронта
делал. А когда город взяли в кольцо блокады, ушел воевать и погиб где-то
на Невском пятачке: ох много там народу полегло, по сей день косточки
убиенных воинов находят и, слава Богу, по-людски хоронят.
Мама моя дневала и ночевала на заводе, по рабочей карточке хоть какую-то
еду выдавали, да и работать надо было - мужики-то все с врагом бились,
а завод ни дня не простаивал, даже под обстрелом и бомбежками люди делали
свое дело, взрывов уже не боялись, пообвыклись. Меня саму мама в заводской
детсадик определила - он где-то на Обводном канале находился, подальше
от линии обороны, бои ведь чуть ли не у проходной шли. А голодно как
было! Помню, я все время маму ждала, она время выкроит и ко мне бежит,
кусок от себя отрывает, меня хоть чуток подкормить. Посидит рядышком
минутку-другую, косичку мне заплетет, всплакнет, расцелует и назад бежит
работать. Красивая она была и добрая, любила меня очень.
Наши мальчишки садовские тоже добытчики были. Убегут куда-то, а потом
принесут голубей или воробушков для общего котла. Только быстро птиц
в городе не стало - съели всех сизарей.
На Бадаевские склады частенько ходили. Там после бомбежек хранилища
разворотило, ну мы и собирали прямо с горелой земли пшено-пшеничку,
а бывало и просто землю сладкую в сумки набирали около бывших сахарных
складов. Чай из нее варили.
Первую блокадную зиму, не знаю, как прожили, одно в памяти - всегда
кушать хотелось. Чего греха таить, взрослые и собачек, и кошек побили
под корень и съели, ну и нас детишек подкармливали. Когда лед на Ладоге
встал, погрузили малышню на грузовики-полуторки и повезли на Большую
землю. Страшно было, фашист-гад, хоть и видит с самолета, что детей
везут, все одно бомбит, обстреливает. Машины в полыньи проваливаются,
люди побултыхаются секундочку в ледяной воде, и на дно уходят. А другие
машины мимо едут без остановки, чтобы значит, остальных спасти, вывезти
с этого гиблого места. Не зря, конечно, эту Ладожскую трассу «Дорогой
жизни» назвали. Только вот сколько народу лютую смертушку там приняло
и не сосчитать. Я, слава Богу, живой осталась, полуторка, на которой
меня везли, добралась -доехала до Большой земли, до наших. Накормили
нас всласть и дальше эвакуировали в глубокий тыл. Сначала в краснодарский
край, а уж оттуда в Киргизию привезли. Целый год на дорогу ушел. Детдом
наш на Иссык-Куле находился в Джеты-Огузе. Хорошо там было, до озера
рукой подать, пропитание сытное, вкусное, воспитатели не злые. Мы, дети
блокадного Ленинграда, на свежем воздухе и при хорошей еде быстро оклемались,
поправились и начали. Между занятиями в школе, взрослым помогать выращивать
разные сельскохозяйственные культуры, картошечку там, лучок, свеколку.
Война, когда кончилась, я все ждала, надеялась, что моя мама отыщет
меня, да так и не дождалась. Видно, забрала ее война подлая. Вспоминать
и то моченьки нет.
-Баба Нина, вот уж воистину не знаем мы людей даже тех, кто
рядом живет, видит Бог, если бы батюшка Виктор, настоятель нашего Михайло-Архангельского
храма, не подсказал бы мне о вас, я бы так и остался в неведении о вашей
сложной и многотрудной жизни. Да и нашего читателя вы бы не порадовали
своим рассказом. Я знаю, что сегодня вы во славу Господа трудитесь в
храмовой просфорне, то есть выпекаете священные церковные хлеба. Нелегкое
это дело и очень ответственное. Как вы пришли в церковь? Почему именно
вам и ни кому другому батюшка доверил готовить просфоры?
-Как почему? Я ведь всю жизнь с мукой и хлебом занималась, трудилась
на хлебзаводе, бублики-баранки «гнула», а как вышла на пенсию, пришла
в церковь послушание нести, вот тогда-то отец Виктор и благословил просфоры
выпекать. К слову скажу, что благостнее этого послушания в храме нет
и серьезней тоже, ведь посмотри, просфоры готовятся выпекаются целый
Божий день, но весь процесс необходимо пребывать в молитве, и когда
тесто мешу и когда просфорочки леплю, и когда их выпекаю. Всегда творю
Иисусову молитву - без нее не просфоры выйдут, а Господи помилуй, простые
булочки какими на улице торгуют. Благовейно все службы выстаиваю, под
благословение и к кресту животворящему каждодневно подхожу, Бога боюсь,
и заповеди Его стараюсь исполнять. Хотелось бы на Родину в Петербург-Ленинград
съездить, да видно не судьба. Столько границ-препон, настроили, что
страшно сказать, да и года мои уже не маленькие. Но на все воля Божия,
вдруг да и сподобит меня под старость лет родную землю посетить, в которой
лежат мои родители, поклониться местам, где отец воевал и головушку
свою сложил, на Пискаревском кладбище помолиться, вечный покой почитать,
поплакать о всех тех, кто в страшных голодных муках почил, матушку помянуть.
Да что тут говорить, есть у меня в России свои нужды, обязательства
и дела. Помог бы кто съездить - весь век свой за него бы молилась.
-Что же, почтенная Нина Леонтьевна, и мы будем молиться за вас, чтобы
нашелся в нашем городе благочестивый жертводатель и помог бы вам осуществить
свою мечту съездить в Питер. Спасибо вам за то, что рассказали о своей
жизни, уверен, многие читатели проникнуться и по достоинству оценят
ваши воспоминания. Многая лета вам, баба Нина!
Г. Дильдяев.
